Обман Зельба - Страница 31

К оглавлению

31

— Хм…

После этого я сообщил ему о своей находке. Он попросил меня дождаться его у телефонной будки. Ровно через пять минут прибыли полицейская машина и «скорая помощь». Одновременно с ними появился Титцке из «Райн-Неккар-цайтунг», а еще через три минуты приехал Нэгельсбах со своим коллегой. Я сел в их машину и показал им место, где находился труп Вендта. Они принялись за работу. Меня наконец отпустили.

— До завтра. Зайдите, пожалуйста, завтра утром в управление.

30
Спагетти аль песто

Лампочка на площадке перед моей квартирой опять не горела. Я заметил это во время передышки, уже на предпоследнем этаже, и повернул обратно.

Бригиты еще не было дома. Мы с Ману приготовили спагетти аль песто. Пусть учится. Узнать, что сливки — это тело, а полынь — душа светлых соусов для спагетти, никогда не рано.

Уже поздним вечером мы с Бригитой вышли на улицу выгулять Нонни, и она спросила, что, собственно, происходит.

— Я рада, что ты пришел и что вы приготовили ужин. Вы даже вымыли посуду. Но ведь ты же пришел не ради моего удовольствия.

— А если я пришел ради собственного удовольствия — этого мало?

Она чувствовала, что была еще и другая причина моего прихода, но не стала противоречить. Вернувшись, мы посмотрели по телевидению фильм и последний информационный выпуск. Перед прогнозом погоды передали сообщение Федерального управления уголовной полиции о розыске опасных преступников. В раннем вечернем выпуске новостей, который мы смотрели с Ману, его еще не было. Двух безымянных мужчин, чьи фото были показаны, я не знал. Женщину назвали по фамилии. Это была Лео. Речь шла о террористическом акте, совершенном на американской военной базе, и о двоих погибших. Потом на экране появился пресс-секретарь Федерального управления уголовной полиции. Он говорил о террористах второго поколения, террористах-оборотнях, которые днем ведут нормальную жизнь, а ночью жгут и убивают, просил граждан с пониманием отнестись к незначительным, но неизбежным ограничениям свободы передвижения в ближайшие дни — полицейским облавам и проверкам документов, обещал анонимность в приеме сигналов от населения и крупное денежное вознаграждение за помощь в поимке преступников.

— Эта не та девочка, фото которой стоит у тебя на столе?

Я кивнул.

— Я надеюсь, ты не думаешь, что меня заинтересовала мысль о денежном вознаграждении? Я просто вспомнила, в каком состоянии нашла тебя в тот вечер. Ты тогда сказал, что назовешь полиции ее адрес, только когда узнаешь, почему ее разыскивают. Теперь ты узнал почему.

— Ты так считаешь? Террористический акт на американской военной базе, в результате которого погибло два человека, — вот и все, что я узнал. А почему не сказали, где и когда он был совершен? Лео пропала в январе, сейчас май, а сообщение звучит так, как будто Лео совершила этот акт только вчера и только вчера исчезла. Нет, Бригита, я практически ничего не знаю.

Уже лежа в постели, я принял решение и поставил себе будильник. Будем надеяться, что жители Аморбаха, и прежде всего семья Хопфен, не видели последнего информационного выпуска, подумал я.

В шесть утра я уже ехал на своем «кадете» в Аморбах.

31
Как тогда, когда ловили Баадера и Майнхоф

Дороги были пустынны, и я довольно быстро приближался к цели. Солнце взошло бледно-красным мутноватым диском, но очень скоро растопило дымку и то и дело слепило меня на многочисленных узких поворотах между Эбербахом и Аморбахом. Дождливая пора миновала.

«Баденский двор» уже был открыт, шведский стол в ресторане уже работал. Сидевшие за соседним столиком супруги, приехавшие, судя по внешнему виду, из Гельзенкирхена или Леверкузена и изготовившиеся совершить продолжительные пешеходные путешествия по Оденвальдскому лесу, о чем свидетельствовали их колоритные штаны до колен и красные носки, читали за кофе с булочками «Нижнемайнский вестник». Меня так и подмывало напомнить им о важности словесного общения в супружеской жизни и попросить у них на минутку газету. Но я не решился. Впрочем, я рад был уже и тому, что на первой странице фотографии Лео не было.

Она была помещена на четвертой странице. Когда я без четверти девять позвонил в дверь Хопфенов, купленная по дороге газета была зажата у меня под мышкой. За дверью шумели дети. Мне открыла Лео.

В прошлый раз я не успел ее как следует рассмотреть. И она так и осталась в моей памяти девочкой с маленькой фотографии на паспорт — смешливый рот, вопрос или упрямство в глазах; девочкой, которая стояла на моем столе, прислонившись ко льву. Образ молодой женщины, фотографию которой мне дали в общежитии на улице Клаузенпфад, плохо связывался в моем сознании с Лео. И вот она стояла передо мной, повзрослевшая еще на год или два. Подбородок и скулы выражали решительность. Ее взгляд говорил: что этому старику надо? Кто он — коммивояжер? Менеджер по продажам? Или пришел снимать показания электрического и газового счетчиков? На ней опять были джинсы и мужская клетчатая рубаха.

— Что вам угодно? — Акцент был таким же внушительным, как слой нутеллы на бутербродах Ману, когда он сам их себе мажет.

— Доброе утро, фрау Зальгер.

Она сделала шаг назад. Я почти обрадовался враждебному недоверию в ее глазах — лучше быть опасным мужчиной, чем докучливым стариком.

— Простите?..

Я открыл газету на четвертой странице и протянул ей:

— Мне нужно с вами поговорить.

Она рассматривала свой портрет в газете с двойственным выражением лица — смесь любопытства и разочарования: «Это я?.. Плевать, игра кончена». Судя по всему, эта фотография была сделана в полиции, когда ее задержали и поставили на учет. Время от времени в прессе поднимают тему криминализации граждан по вине самой полиции и горько сетуют на то, что полиция не только борется с преступностью, но и сама же ее порождает. Я считаю это недопустимыми обобщениями. В криминализации граждан можно обвинять только полицейских фотографов. Вот они-то мастера в этом деле. Благодаря их стараниям лица законопослушных и ранее несудимых граждан моментально превращаются в бандитские рожи уголовников. Лео пожала плечами и вернула мне газету.

31